Капитал

Золотое зерно

Рост цен на продовольствие сподвиг власти резко ограничить экспорт зерна. Со 2 июня для пшеницы, кукурузы и ячменя заработает постоянно действующий механизм «зернового демпфера»: вводится плавающая экспортная пошлина на эти культуры. Она уже рассчитывается в тестовом режиме с 1 апреля, как пояснили «Московским новостям» в Минсельхозе, чтобы участники рынка к ней привыкли. В министерстве нынешнюю ситуацию на продовольственном рынке считают стабильной. Эксперты с такой оценкой не согласны. И дело не только в продолжающемся росте цен на продовольствие, но и в последствиях принятых мер, способных самым негативным образом сказаться на производстве зерна в России уже этой осенью.

Лучше меньше? Не лучше

«Аграрии могут потерять стимулы к расширению производства, поскольку регулирование с помощью пошлин защищает внутренних потребителей от высоких цен, но не страхует производителей от низких. Получается, что пошлины в «хороший год» забирают доход у производителя, который мог бы стать стабилизирующей подушкой в случае возможного снижения цен», — поясняет ведущий научный сотрудник Центра агропродовольственной политики Института прикладных экономических исследований (ИПЭИ) РАНХиГС Денис Терновский. 

Фото: Александр Рюмин / ТАСС

В Минсельхозе при этом заверяют, что «применение мер таможенно-тарифного регулирования – мировая практика, направленная на защиту локальных производителей и снижение зависимости внутреннего рынка от мировой конъюнктуры».

Постановлением правительства России от 6 февраля 2021 г. № 118 четко определено, что средства, поступившие от пошлин на зерно и масличные культуры, будут в полном объеме доведены до производителей зерна: пшеницы, ячменя, кукурузы и ржи.

Министерство сельского хозяйства России

«Такая мера, как введение экспортных пошлин, безусловно, помогает держать цены внутри страны ниже внешних, но страдают производители зерна, которые недополучают средства за свою продукцию, не могут покупать новые технологии (ресурсы, технику, консультации) для модернизации в той мере, как это сделают их конкуренты из стран, где экспорт не ограничен. В результате – теряют конкурентные преимущества», — считает Директор научно-исследовательского центра агропродовольственной политики Института прикладных экономических исследований (ИПЭИ) РАНХиГС Наталья Шагайда.

Фото: Кирилл Кухмарь / ТАСС

Стремление ослабить связи между мировыми и российскими ценами довольно утопическое. Связь тут не прямая: рост цен на зерно на 25% приводит к подорожанию хлеба лишь на 4%, а мяса птицы и свинины — на 6%. Но когда в декабре 2020 года возник даже ажиотажный спрос на российскую пшеницу, а власть всерьез опасалась нехватки зерна для внутреннего потребления, то о законах рынка на время забыли. Для начала одарили субсидиями производителей муки и хлебобулочных изделий, а потом и ограничили экспорт квотами и пошлинами.

Пошлины уже сказались на том, что с рынка ушли небольшие игроки: в марте таких компаний оставалось 11, тогда как в декабре их было 45. Идет концентрация экспорта, что всегда плохо для рынка, потому что крупные игроки могут диктовать ему свои условия. 

Елена Тюрина
Директор Департамента аналитики Российского зернового союза

Проблема в том, что за это время ажиотаж на мировом рынке прошел, мировые цены просели аж на 30 долларов только за последние 2 месяца (с 290 до 260 долларов за тонну), да и внутренние цены совершили такое же пике — с 290 до 250 долларов за тонну, а есть и контракты по 243 доллара. Летом же ждут хороший урожай зерновых в Европе, а значит, цены еще опустятся.

Видимо, российским экспортерам, чтобы оставаться конкурентоспособными, потребуется снизить закупочные цены примерно на 20% — до 11 тысяч рублей за тонну (по нынешнему курсу – 142 доллара). Но этого добиться будет непросто: выросла себестоимость выращивания зерновых культур из-за подорожания ГСМ, минеральных удобрений и прочего. Производителям просто некуда «падать» в цене, рентабельность производства и так сокращается. На этом фоне «отмена экспортных пошлин – прямая поддержка и отечественных сельхозпроизводителей, и экспортеров. Причем, без риска роста цен. Но если пошлины сохранят, производители неизбежно изменят структуру посевных площадей, увеличив посевы сахарной свеклы, рапса и подсолнечника, сократив при этом посевы пшеницы», — убеждена Тюрина.

Нынешние действия властей вполне могут закончиться плохо уже через год, когда на урожае 2022 года скажутся те самые пошлины. Удар будет масштабным, так как власти взялись не только за зерно, но и за масличные культуры и сахарную свеклу. Сельхозпроизводителю просто некуда будет податься. А значит, мы увидим сокращение посевных площадей и снижение уровня технологий в сельском хозяйстве, что серьезно повышает риски неурожая при плохих погодных условиях. В такой ситуации там, где потери могли бы ограничиться 20% урожая, мы получим все 200%.

Андрей Сизов
Директор консалтинговой компании «Совэкон»

Директор консалтинговой компании «Совэкон» Андрей Сизов ратует за скорейшую отмену пошлин: «Ситуации они не улучшат, рынок в состоянии сам себя отрегулировать, если не мешать». Эксперт считает, что если бы власть не вмешивалась в происходящее, цены на зерно, конечно, выросли бы более существенно, как и продовольственная инфляция (примерно на 0,1 – 0,2%), но это не трагедия. 

В пошлинах более всех заинтересовано само Министерство сельского хозяйства, которому нужно отчитаться о выполнении задания по сдерживанию цен. Но вся проблема в том, что производители и так продали бы имеющиеся запасы дешево в преддверии нового посевного сезона, потому что и деньги всем остро нужны на проведение текущего сезона, и зернохранилища не резиновые.

Анатолий Тихонов
Директор международного учебно-научного центра агробизнеса и продовольственной безопасности Факультета «Высшая школа корпоративного управления» РАНХиГС

Многие эксперты убеждены, что экспортоориентированность российского рынка продовольствия — это навсегда. Хотя бы потому, что российский рынок не в состоянии потребить из года в год до 30 – 40% урожая. И пошлины в такой ситуации последнее, что нужно. 

Невидимая рука интервенции

Стремление власти сохранять контроль за движением цен понятно и оправдано. Весь вопрос в средствах.

Фото: SHAHZAIB AKBER / EPA / TASS

«Для сельхозпроизводителей и экспортеров интервенционный фонд со всеми его огрехами был меньшим злом, чем новые экспортные пошлины», — убеждена Тюрина. «Механизм зерновых интервенций означает меньшие на порядок потери для производителей по сравнению с пошлинами», — считает Сизов. «Пошлины – это не совсем рыночный механизм (в отличие от товарных интервенций). И заявление представителей Минсельхоза в том, что последние неэффективны – несколько бухгалтерский подход к ситуации, – соглашается с ними Тихонов. – Жаль, что власти от интервенций отказались. Обнадеживает решение Минсельхоза о возобновлении работы государственного интервенционного фонда с апреля текущего года».

Механизм товарных интервенций россияне подсмотрели за рубежом еще в начале века. Суть его в том, что государство заранее объявляет минимальную и максимальную цены на зерно. Когда стоимость зерна становится ниже минимальной цены, государство скупает его у производителей, а когда цены чрезмерно растут, продает, понижая тем самым стоимость. В Штатах подобная схема работает исправно. И в России, включая статью о товарных интервенциях в тексте закона «О развитии сельского хозяйства» (2006), предполагалось сделать также. Но что-то пошло не так. 

После принятия закона все усложнилось. Сначала поменяли правила закупок по минимальным ценам: вместо прямых закупок у производителей решили покупать зерно на бирже (закон это позволял). Но на биржу не любой крестьянин доберется, поэтому выгоду получили посредники, скупавшие дешевое зерно и затем перепродававшие его государству.

Василий Узун
Главный научный сотрудник Центра агропродовольственной политики Института прикладных экономических исследований (ИПЭИ) РАНХиГС 

Это исказило картину и перераспределило средства в пользу крупных посредников. Но уже одна только фиксация минимальной цены благотворно сказалась на рынке: производители были уверены, что продадут посредникам урожай по цене, близкой к минимальной. Проблема в том, что с минимальной цены торг в России только начинался, и покупали у тех, кто соглашался еще уступить. Да и объем закупок был ограничен. 

Система окончательно поломалась в 2017 году, когда был рекордный урожай и цены упали ниже минимальной. Государство не стало выкупать зерно, и сельхозпроизводители потеряли около 100 млрд. рублей. Одна из версий произошедшего – слишком уж большие требовались средства (речь шла о 15 – 20 млн тонн зерна). И с тех пор экономили по максимуму: закупки для фонда прекратились вообще. При том, что закон действует, в Фонде сегодня остались сотни тысяч тонн зерна, тогда как для эффективной интервенции требуются миллионы. 

Правительство по закону наделено правом закупать не только зерно, но и другие продукты. Однако за 15 лет интервенции не были распространены ни на один другой продукт. А жаль. Если бы был интервенционный фонд, например, по сахару, как бы он пригодился для сдерживания роста цен в 2020 – 2021 годах!

Василий Узун
Главный научный сотрудник Центра агропродовольственной политики Института прикладных экономических исследований (ИПЭИ) РАНХиГС

У властей механизм интервенций вызывал нарекания по причине его дороговизны из-за стоимости хранения и страховки. 

«Первая объясняется тем, что государство назначило агента, который должен был проводить закупки для Фонда – Объединенную зерновую компанию (ОЗК). Метод интервенций предполагает, что такой агент обязан быть нейтральным и заниматься только закупками, хранением и продажей зерна для Фонда. При этом расходы государства должны быть незначительными – затраты на хранение должны были окупаться разницей между ценой покупки и продажи. На деле же вышло, что ОЗК не только агент государства, но и большая торговая компания, закупающая и продающая зерно, – пояснил Узун. – По задумке, механизм интервенций должен был оказаться крайне выгоден государству, потому что агент должен брать коммерческие кредиты и рассчитываться по долгам за счет продаж зерна. Даже при небольших деньгах на интервенции в бюджете можно было бы запасать миллионы тонн зерна». К слову, кредиты брались, но из утвержденных банков-агентов и под немалые проценты (до 18% годовых). 

На просьбу «Московских новостей» рассказать об объемах фонда, ценах на хранение и причинах оных, о способах отбора банков-агентов из ОЗК поступил ответ, что компания «осуществляет свои функции в соответствии с государственным контрактом, заключенным с Минсельхозом России, и действует в качестве агента только по поручению госзаказчика». 

Выяснилось, что и содержимое фонда использовали не так, как это принято делать: продавать на внутреннем рынке, если рыночные цены поднялись выше максимальных, а если нет, то экспортировать. В действительности же продавали на внутреннем рынке, бывало, что и по ценам ниже рыночных. «Обосновывалось это необходимостью обеспечить кормами животноводство в отдельных регионах или категориях хозяйств», — пояснил Узун. 

Не удивительно, что представители Минсельхоза называли интервенционный механизм «неэффективным» и даже «пережитком прошлого». И желания модернизировать систему как не было, так и нет. А ведь для приведения механизма интервенций в рабочее состояние нужно не так уж и много. 

Я бы не назвала интервенционный механизм пережитком прошлого: он не был реализован так, как задумывалось изначально. Назвать устаревшим можно только то, что – при использовании всех резервов – проиграло соревнование с новым.  

Наталья Шагайда
Директор научно-исследовательского центра агропродовольственной политики Института прикладных экономических исследований (ИПЭИ) РАНХиГС